Спасибо вам большое за внимание!
Вверх страница: 1 , 2 , 3 , 4 , 5

*  *  *

*  *  *

С меня довольно просто крова
Над головою и путей,
Ведущих от сознанья к слову
И снова к совести моей.
Но чем острей и зорче зренье,
Пронзившее преграды слов,
Тем меньше удовлетворенья
От обнажаемых основ.

Меркуцио, мой друг, мне руку дай,
Мы шутовству угрюмством не перечим,
И не других - себя насмешкой лечим,
Когда зайдем в ошибках через край.

Меркуцио, а чопорность в чести,
И кошелек надежнее кинжала.
Сказать Прощай ведь легче, чем Прости
Расстаться проще, чем простить, пожалуй.

Меркуцио, а был ли ты влюблен?
Несчастлив - да! Пусть капля сладострастья
Куда сильней, чем нежности флакон.
А, впрочем, без любви какое счастье!?

Меркуцио, мне нравится твой вид,
И руки, - та с рапирой, эта - с чашей.
Ты веселей, я больше ядовит,
Но неудачи следственные - наше

Единое. Из этих качеств двух
Не сколотить приличного романа.
А что нам ласки беспородных шлюх
И пустота красавиц самозванных?

Еще скажи, а страшно умирать?
Язвишь: Не ново. Убедил - не ново!
Шекспира нет, и потому как знать,
Кто вечности о мне замолвит слово?

Я, думаю, недолго проживу,
И мы с тобой, две тени, сядем рядом.
И все ж пока перечеркни главу,
Где ты в последний раз так блещешь ядом.

*  *  *

*  *  *

В познании добра и зла
Душа, как яблоко, алела,
Была, как яблоко, кругла,
И, созревая, тяжелела.

Хотела жить наверняка,
Еще в цвету убив желанья,
Спокойно созерцать века
И не будить их состраданьем,

Часы напрасно торопя.
Желанья и мечты свободны.
Пусть остаются вне тебя
По воле мудрости холодной.

Но и другое нам дано: Налиться жаждой как зерно,
Пройти весь путь до крайней вехи,
Так выпив чашу, чтобы дно
Открылось, будто купол, сверху.

Аллея сохнет по дождям,
Томясь, как обжиг черепичный.
И скрипы дерева скрипичной,
Чем выше зависть к облакам.

Наполнит белизной реку
Кудрявый айсберг отраженья.
О прогони меня в тоску,
Чтобы рождала песнопенья!

Чтоб ощутили и трава,
И листья бедные, и сучья,
Как испаряются слова,
Неправедно и неминуче.

Так бродит золото в крови
У осени...  О бог порядка,
Моим грехом себя яви,
Чтобы казаться столь же сладким

*  *  *

*  *  *

Залив рассветный, что клубился серой розой,
Поверх накинутый туман полупрозрачный,
И гул рапановый пьянящего гипноза
Воспринимались, как слова, - неоднозначно.

И даже скальный известняк шероховатый,
Покрытый клейстером медуз, как пряной мазью,
И даже лохмы распушенного каната,
Не привносившие сумбур в однообразье.

И даже вязкий и густой песок тот летний,
И путь сырой, не сходный так с прямым до славы,
И миражи ее, в которых нет спасенья,
И что забыть их смысла нет, нужды и права.

Зима стеснялась, но снежинки,
Смеясь, как юность, расцвели.
И проседь поздней паутинки
Наматывал клубок Земли.

Меняя мнения и виды
На быт, снующий по углам,
Воздушный сад Семирамиды
Стекал водою по щекам.

И устоять не мог на месте
Веселой выдумки волчок,
Прибой зеленого предместья
Крахмаля, как воротничок.

Чтоб, пошатнув покой над пирсом,
Вдруг, как потерянный матрос,
Растроганный мечтой и спиртом,
Принять все к сердцу и всерьез,

Когда рожденье снежной ткани
Значенье жизни обрело,
И перед должным умираньем
Склоняет мир свое чело.

*  *  *

*  *  *

ГОРЯЩАЯ СВЕЧА

Что произносит язычок свечи,
Когда округлый слизывает сумрак
И оставляют желтые лучи
На потолке танцующий рисунок?

Кому, украсив полночи портрет
Вещает он? - Полночный мир огромен.
И если скучен плоский полусвет,
То полумрак таинствен и объемен.

Он, разгораясь, был красноречив,
Потом, как мы в тоске, - немногословен.
Он вздрогнул, ветра чувствуя порыв.
Кто дарит свет, тот страстен и неровен.

И чтоб начать, сгорая, говорить,
С лихвою хватит едкой вспышки серы.
Одно лишь невозможно: повторить.
Ведь жизнь - исчезновение... И вера.

Хоть невеселая - все прелесть
Весна.
Насторожась торчком,
Травинка первая прогрелась
И дразнит острым язычком.
И любопытно и пугливо
Облизывает снег сырой.
Ей можно быть неприхотливой,
Как в честолюбии порой
Продолжиться иною сутью
И преклонить свой стебелек,
Где возле камня на распутье
Скрестились мненья двух дорог.
Поскольку время панорамно,
А век проспал свою зарю,
Я трудный монолог у камня,
Как смутный Гамлет повторю.

*  *  *

*  *  *

Меня с сырых пеленок
Учили счету лет
Подкидыш-кукушонок
И мидии брегет.
Шершавостью невзрачной
И прихотями дня
Эпохи круг наждачный
Обтачивал меня.
Сточил улыбку.
Губы
Сушил горячий вдох,
Срываясь в шуме грубом,
Охрипший голос глох.
Но смех и бормотанье
Всех будущих детей
Я повторил заране,
Еще с младых ногтей.

Каштаны, падая, стучали
О твердь.
Ее ноктюрны - вскрик!
Но в мутном сумраке возник
Свет очистительной печали.
Рябили ядра, - а зачем?
Асфальт, лоснящийся в тумане.
Так лишь клеенчатая чернь
Любила охру Пиросмани.
Они, мерцая, все опали
Дождем фантазии случайной,
И любовался я прощально
Недолговечностью печали.
И не как свет...
Потом точь-в-точь,
Как память света, непрестанно,
Беззвучно падали каштаны
Всю ночь...

*  *  *

*  *  *

Свобода одиночества
Беспутней всех на свете,
Иду, куда захочется,
Куда покажет ветер,
Куда душа потянется
В смятенной лихорадке...
Она сегодня странница,
Плененная догадкой.
Что ж безотчетной помнятся
Неродственные лица?
И есть, с кем перемолвиться,
И незачем делиться,
Как проплывала яликом,
Как ищут встречных взоров
Мои глазные яблоки
Соблазна и раздора.

Ну что еще? Сказать, что вежды
Твои смуглы? Цветком нарядным
Упасть в окно, как луч надежды
Нелегкомысленной и жадной?

Что, оживить песок речной
Татуировкой силуэта?
Рассыпан год зернистой горсткой,
И суеверен колос лета.

Опять соломенною шляпой
Луна напялена на вышку,
И, скрыта лиственной охапкой,
За тополь, словно замуж, вышла.

Ну что теперь: грозу накликать?
Разбить шаги по бездорожью?
Усы развесив, будут тикать
Часы, окатывая дрожью.

Тогда прикинуться ребенком?
И, раздувая жар дуэта,
Побольше песен для щегленка
Найти в чернильнице рассвета?

*  *  *

*  *  *

Вверх страница: 1 , 2 , 3 , 4 , 5